Отец убитой в Серпухове таджикской девочки – о том, как его семья учится жить заново после тяжелой утраты.
Дом, где живет боль
Есть дома и улицы мрачные, глухие, рождающие у людей впечатлительных нехорошие предчувствия. Улица Тяговая в районе железнодорожного вокзала в Серпухове – не такая. Старые, но аккуратные домики, большие зеленые дворы... Невозможно поверить, что именно здесь произошло одно из самых страшных в истории города злодеяний – изнасилование и убийство пятилетнего ребенка.
Мы приехали во двор, где жила с родителями, братом и сестрой маленькая Вайда, в плохую погоду. Детская площадка пуста, здесь в последний раз играла девочка. Только большой пес бесцельно бегает по его периметру.
Из дома №10-а встретить нас выходит Абдусалом – глава семьи, в которой случилась беда. За эти три месяца он еще сильнее похудел, на висках обозначилась седина. Говорит по-русски с ощутимым акцентом, но неплохо.
– Это ее собака, – кивает он на пса. – Вырос, можно сказать, у нее на руках. И каждый день приходит...
В маленькой квартире на втором этаже чисто, но отсутствие женской руки все-таки заметно. Некоторое время назад жена Абдусалома, Гуля, улетела на родину, получив от родных весть об ухудшении состояния здоровья средней дочери. У супругов остались двое маленьких детей-погодок – сын и дочь. У девочки – серьезная форма церебрального паралича, в свои три года она не ходит и не разговаривает, требует постоянного ухода. Когда Гуля была беременна, никто из врачей не заподозрил возможные отклонения у будущего ребенка, и даже когда девочка появилась на свет (а произошло это в серпуховском родильном доме), родители были уверены, что она здорова, как и первая дочь. Проблемы проявились несколько позже, и чем дальше, тем больше внимания, сил и средств они требуют...
Рассказывая это, Абдусалом листает фото детей на телефоне. Бойкий черноглазый мальчик, худенькая девочка, лежащая в кровати. Чуть помешкав, открывает следующее – красивая девочка с хитрыми глазками и очаровательной улыбкой. «Вот она... Та, которую убили», – шепчет отец.
Он хранит фото и смотрит на них каждый день. На вопрос, общался ли с психологом, удивленно вскидывает брови. Вместо психолога у Абдусалома – привычная молитва. Говорит, что на родине, в таджикском Кулябе, ему временно стало легче. Вернулся сюда – и снова все по кругу – тот же двор, те же окна в доме напротив, где жил душегуб. Но другое жилье искать не хочет. Во-первых, это лишние траты. А во-вторых, все родные и друзья знают, где его искать. Вот родственник приехал из Петербурга, сразу отыскал Абдусалома в незнакомом городе. Будет суд, земляки наверняка соберутся морально поддержать его.
Между строк остается еще одна важная мысль. Этот дом для него – память о самом большом счастье и самом большом несчастье в его трудной жизни. Посреди комнаты в квартире стоит розовый детский велосипед.
– Вот купили, два месяца только успела покататься, – говорит хозяин. – Но продавать я не буду, пусть стоит.
Этот урод – не русский
Беседа выходит на главного подозреваемого по делу об убийстве Вайды – Александра Семина. У родителей девочки, их соседей, большинства жителей города нет сомнений в том, что он виновен. Все улики указывают на него, но он до сих пор не дал никаких показаний.
– У него родители есть? – будто сам себя спрашивает Абдусалом. – Я думаю, нет у него родителей, иначе бы они пришли на суд, я бы посмотрел им в глаза. Одна только тетя у него, которая его защищает. Он хотел психом показаться, но он – не псих. Ума хватило вынести тело из дома в сумке, спрятать в другом месте. Он же получал водительские права, служил где-то. Кто ему права дал? Как его на медосмотре проверяли? Мы пойдем до конца, чтобы его наказали по всей строгости ваших законов. Я верю, что он свое получит. Сказали, третий суд будет 20 октября, его привезут. Хочется посмотреть на него, сказать ему кое-что... Он – не русский. Нет национальности у такого урода. Он вообще – не человек. Раньше таких казнили у всех на виду, чтобы другие посмотрели бы, и, может, кого-то это бы остановило в следующий раз. За что ребенка убил? В чем ее вина? Что ему, баб было мало? Тем более, в такси работает... А я себе зарок дал – успокоюсь, когда он сядет пожизненно.
Еще одна мысль не дает Абдусалому покоя – что не сделал всего для спасения дочери, пока это было возможно. Впрочем, от него в этой ситуации зависело слишком мало. Когда Гуля обнаружила, что девочки, игравшей во дворе, там больше нет, Абдусалом был в магазине.
– Я приехал – жена плачет: «Я Вайду потеряла», – со слезами на глазах вспоминает отец. – Стали искать везде. Вызвали милицию. Приехала женщина, которая занимается делами несовершеннолетних – Романова Аурика – с местным участковым. Им соседки рассказывали про Семина, отправляли их туда, просили проверить его дом. Проверяли они или нет – я не знаю. Сказали, что там все чисто. Нас спрашивали про наши документы. Какие документы, ребенок пропал! Вы найдите, а потом уж просите документы...
Про серпуховских полицейских, уволенных после скандала, связанного с Семиным, Абдусалом слышал, но новость эту воспринял без энтузиазма. Для него есть один враг, один источник его боли – сам Семин, остальные фигуры второстепенны.
– Ночами спать не могу, – признается мужчина. – Два часа сплю – и мне слышится ее голос, смех, как будто здесь играет. Встаю, выхожу – никого. Очень я ее люблю. Никогда не забуду. Я себя не чувствую человеком, мне очень трудно. Хочу поскорей перевезти сюда жену. Не хватает мне ее сейчас. Плохо мужчине одному, да и женщине тоже. А нам с ней особенно. Этого урода надо посадить пожизненно. После этого, может, успокоимся. Это чувство все мамы знают, русские, таджики, любой нации – если потеряешь своего ребенка, очень трудно жить.
Чтобы как-то увести Абдусалома от тяжких раздумий, расспрашиваем об отношениях с женой, о знакомстве. Выясняется, что Гуля училась на медика, когда он впервые увидел ее в Кулябе. Симпатия была обоюдной, и через непродолжительное время свиданий девушка сама сделал предложение молодому человеку. А он с радостью согласился.
Абдусалом рос без матери – она умерла от послеродового кровотечения, когда парню было всего 10 лет. Он и еще семь братьев и сестер остались на попечении отца. Он больше не женился, поднял свое большое потомство сам и дожил до глубокой старости.
Замечаем, что не каждый русский мужчина справился бы с такой ответственностью. Абдусалом возражает: «У нас нельзя не справиться, вся семья помогает. Когда мы стали подрастать, сами во всем поддерживали друг друга, и до сих пор поддерживаем. Только все мои братья и сестры нашли хорошую работу на родине, а я отправился в Россию и прижился здесь.
Родные сказали – не езди, забудь Россию, а я привык, 15 лет прожили здесь, и все всегда было нормально. Только три месяца назад перевернулось».
На вопрос, не стала ли семейная трагедия причиной ссор с женой, отвечает твердо: «Нет. Мы не ссоримся с женой вообще никогда. Она меня уважает, я ее тоже. В семье я главный. У нас так повелось – жена слушает мужчину».
Был ничем не примечательным
В горькие дни Абдусалому и Гуле помогали не только родственники, но и соседи, для которых семья Тиллозода стала почти родной. О них в доме отзываются как о больших тружениках, людях кристальной совести. Стараются опекать в меру сил. Во время нашей беседы к Абдусалому заходит соседка снизу – хочет пригласить на тарелочку рыбного супа. «Это тетя Лиза, как родная мать мне помогает», – представляет он интеллигентную убеленную сединой женщину. Узнав о цели визита, тетя Лиза всплескивает руками:
– Она у меня в глазах по сегодняшний день стоит! Ангел святой. Какая девочка! Она мне как правнучка была. У меня пять правнуков и она. Как она по-русски говорила, еще и родителей учила. Пережить это не то, что родителям, даже нам, соседям, трудно. У них ведь еще девочка с ДЦП, тоже, ох, как жалко. Только и мечтаю теперь, чтобы подлечили ее немножечко, чтобы хоть сама ложечку могла держать... Таких соседей, как они, больше нет. Такие покладистые, такие добрые. Весь дом их любит. Он – такой безобидный, столько мне помогал, не брал с меня ни копейки...
В тот черный для всей Тяговой день Елизавета Николаевна принимала живейшее участие в поисковой операции и лично общалась с представителями органов. До сих пор она не может сдержать свой гнев в отношении тех, кто слишком беспечно отнесся к их рассказам о странном соседе.
– Эта женщина из комиссии по делам несовершеннолетних, Романова, когда мы все от мала до велика ей говорили про Семина, ответила, что у детей богатая фантазия, а бабушки – сплетницы. И еще сказала: «Если вы столько всего замечали, почему не пошли в школу рассказать?». А ведь можно было, я думаю, тогда еще спасти ее! Надо было идти вместе с ними на квартиру к Семину, заставить при нас войти... Кинологи с собаками потом приехали, в кустиках поискали – и все. Не очень им интересно это было....
Самого Семина Елизавета Николаевна не знала, а вот ее внучка училась с ним в одном классе школы №13. По ее словам, в то время он был ничем не примечательным парнем, не лучше и не хуже большинства одноклассников.
Когда мы выходили из подъезда, к нам кинулась еще одна соседка, настроенная весьма воинственно.
– Оставьте его в покое, я вас прошу! – обращается она к нам. – Человек такое горе пережил, отстаньте от него! Уходите! Зачем ты всех пускаешь?
Абдусалом уверил ее, что на встречу он согласился сам. Женщина, кинув на прощанье убийственный взгляд, нехотя ушла.
Мы снова в этом дворе под дождем. Надо уходить, но совершенно непонятно, что сказать на прощание. Сказать «Держитесь»? Но он и так изо всех сил держится, у него на попечении – большая семья, ему нельзя опускать рук. Снова откуда-то появляется бродячий пес, на секунду останавливается возле Абдусалома и исчезает за углом.
