В редакции побывала женщина, стоявшая у истоков полигона ТБО «Лесная».
В нынешней ситуации сложно поверить, что когда-то на месте зловонного массива «Лесной» было обычное поле. О том, как в непосредственной близости от жилых кварталов появилась экологическая «бомба», мы побеседовали с Инной Фёдоровой – экс-председателем комитета по охране окружающей среды Серпухова. Инна Викторовна давно находится на заслуженном отдыхе, но события того периода помнит хорошо.
- Экология – это моё хобби, моя любовь, - начала собеседница. - Двадцать лет я работала председателем комитета по охране окружающей среды города Серпухова и одновременно – Чехова, Подольска, Наро-Фоминска, городов Пущино и Протвино. Потом определили председателей по каждому муниципальному округу. В 2001 году Путин расформировал росприроднадзор и из трёх министерств сделал одно: экологии, атомной энергетики и промышленной безопасности. Сократили всё и всех, кого можно было. Тогда и я ушла из ведомства.
- Судя по датам, полигон ТБО «Лесная» появился при вас?
- Он сформировался на базе когда-то существовавшего глиняного карьера хлопчатобумажного комбината. Был участок, где комбинат добывал глину и делал из неё низкопробный кирпич, который можно было использовать только на внутреннюю отделку. До 74-го года этот кирпич они продавали и потихоньку вырабатывали карьер. В ту часть, которая уже была отработана, я думаю, без всяких документов, город вывозил мусор.
- Получается, что карьер неофициальный?
- Лично я не видела документов, если бы они были, то находились бы в архиве. Вывоз мусора начался, думаю, годов с 60-х, а в 74-м свалка занимала северную часть бывшего карьера. Что меня заставляет думать, что разрешений не было? Чтобы свозить мусор, дно должно быть оборудовано, изолировано, иметь так называемый глиняный замок – это термин геологов. Для чего? Чтобы фильтрат не попадал в низлежащие слои. Мы договорились с пущинскими учёными, делали анализы, отбирали пробы на определенной глубине. Они показали, что фильтрат попадал и в грунтовые воды. Изоляционного слоя не было, всю глину оттуда выбрали в процессе разработки, то есть, в данном случае, карьер не был оборудован по всем техническим условиям.
- Где именно брались пробы?
- Керны были на полигоне и в Калиновском водозаборе. Исследования показали, что идёт загрязнение грунтовых вод от карьера. Тогда родилась идея искать новые участки, которые позволяли вывозить мусор города и района. Остановились на Съянове. Потому что там есть глиняный замок, семь метров естественного происхождения. Там можно было эксплуатировать грамотно.
- Получается, что он и сейчас в таком состоянии?
- Получается, что таким и остался. Как мог, «Скайвей» оборудовал её снаружи. Но снизу фильтрат обязательно должны откачивать, дно должно быть покрыто изоляционным слоем – тот самый «глиняный замок». В Съянове – другое дело. Там естественный глиняный замок, 7 метров глины, которая позволяла держать фильтрат.
- Полигон закрывался?
- Да, мы вынуждены были с СЭС закрыть этот полигон, когда уже начали использовать новый полигон в Съяновё. «Лесную» должны были рекультивировать, выровнять. За границей, например, на таких местах делают поля для гольфа.
- Кажется, в Большевик в своё время вывозили иловые осадки?
- При мне анализ иловых осадков делали пущинские лаборатории, потому что нужно было выяснить, что содержат эти осадки, какие токсичные вещества. Было дано заключение, что в пропорции один к трём или четырём их можно даже использовать для газона. Это заключение я видела своими глазами. Но затем я покинула свой пост и работала экологом на «Роллтоне».
- При Адушеве вы ещё работали в городе?
- При Адушеве началась интересная история с голландцами. В 90-е Министерство экологии и архитектуры Голландии предложило руководству Московской области опробовать пилотный проект. Эксперимент предполагал изолирование области карьера и сбор биогаза. У себя они этот газ использовали для отопления. Был заключён договор, фирма «Грондмай» взялась за проектирование. Часть финансирования взяли на себя Московская область и город, часть суммы мы выделяли из внебюджетного фонда. Сделали замок, как положено, уложили перфорированные трубы, по которым должен был собираться газ. Подарили нам установки, позволяющие этот газ сжижать, обезвоживать и его использовать. Ныне покойник Попов – директор полигона – пытался найти возможность подключить этот газ к системе отопления, но никто не согласился – боялись. Некоторое время у нас факел горел. Газ отравлял всю окружающую территорию, дымил. Задымление шло в основном в сторону бумажной фабрики.
- Но вы же были председателем комитета по экологии и должны были реагировать на все эти вещи?
- Мы штрафовали, доставалось только Попову. С ним была целая команда, которая должна была следить за соблюдением технологии, укладки, утрамбовки, пересыпки. Согласно технологии, слой почвы должен быть не менее 20 сантиметров. Это практически никогда не соблюдалось. Вот за это и наказывали Попова. За неудовлетворительную эксплуатацию.
- Чем закончился голландский проект?
- В 95-ом голландская установка ещё работала, а потом у нас поменялась система. Все трубы сдали на металлолом и расформировали службу эксплуатации установки. Растащили всё. Полигон был официально закрыт.
- А про полигон в Съяново вы что-то знаете? Как он образовался?
- Полигон Съянове в тот период был очень удобен для размещения отходов. Во-первых, город далеко, населённый пункт, санитарно-защитная зона позволяла. Кроме того, там был естественный изоляционный слой, семь метров глубина глины – это редкость. Полигон организовывали по инициативе города, а предложили москвичи. Первые руководители были представители Москвы и города, это я точно помню.
- Почему же в архиве нет документов по Лесной?
- Вы знаете, это всё наши небрежность и безразличие. У нас на предприятии ушёл главный бухгалтер, это как пример, а приемник не может найти лицензии на скважины. То же самое и здесь.